– В порядке.
Вилт с напускной суровостью покачал головой.
– Думаешь, я поверю тебе на слово? Открывай-ка рот, красавица. И даже не думай кусаться.
Она неохотно подчинилась. Вилт провел тщательный и, как она заподозрила, намеренно неспешный осмотр, потом хмыкнул и отошел от постели.
– Выглядит неплохо. Но на всякий случай в следующую пару дней береги голос.
– Пусть за меня говорит капитан, – подсказала она выход.
Он снова рассмеялся.
– Он так и так это сделает. Я знаю Шана с тех пор, как пришел на корабль учеником медика, а он был тогда не старше Горди. И все это время он говорит без умолку. Наверное, даже родился разговаривающим. Его мать была лингвист, так что этим все, наверное, и объясняется. Гены, знаешь ли, – глубокомысленно пояснил он, и Присцилла негромко рассмеялась. Он отступил еще дальше, резко отбросив шутливость. – Ладно, красавица, а теперь слушай внимательно. За то время, которое прошло с момента твоего отлета в увольнение и возвращения на корабль, ты ухитрилась потерять одну десятую веса тела. На кухню отправлены специальные меню, составленные лично для тебя. Ты будешь съедать все, что тебе подадут, пока не восстановишь вес. И чтобы ты не вздумала жульничать, мы тебя будем взвешивать в начале каждого твоего дежурства. – Он посмотрел на часы. – Вкусный и высококалорийный завтрак будет здесь через три минуты. После того как ты съешь все, что будет стоять на подносе, можешь воспользоваться освежителем – он в коридоре напротив. Лина приготовила там для тебя чистую одежду. Вопросы есть?
– Нет.
– Великолепно. – Он легонько хлопнул ее по плечу и ухмыльнулся. – Увидимся позже.
– Вилт!
– Да?
– Горди в порядке?
Он фыркнул.
– Этот парень? Встал уже давно. Потребовал, чтобы его пустили посмотреть на тебя. Лина увела его помогать в библиотеке любимцев. Сказала, что ты зайдешь за ним туда, когда проснешься.
– Хорошо, так я и сделаю.
– Прежде чем хоть что-то делать, ты позавтракаешь. Ага! – Он торжествующе посторонился, пропуская санитара с сервировочным столиком. – Ну, приятного аппетита!
Присцилла вышла из-под потока сушки, причесала пальцами непослушные кудри и хмуро посмотрела на свое отражение в зеркале. Ее учителей всегда тревожила ее худоба: они говорили, что ее тело – вместилище Неясыти – недостаточно сильное, чтобы выдержать работу серьезных заклинаний.
Зеркало свидетельствовало о том, что они были правы. Потеря четырнадцати фунтов означала торчащие ребра и острые бедра, обтянутые кожей кости пясти и запавшие ключицы. Она обхватила ладонью грудь и вздохнула. Вид у нее, как у жертвы катастрофы. Резко отвернувшись от зеркала, она залезла в шкафчик.
Свежая одежда оказалась неожиданно высокого качества. Присцилла не могла понять, где Лина могла найти такие вещи: у них был такой вид, словно их сшили вручную по мерке, а не покупали на складе. Изумленно она развернула шелковистую рубашку, заметив, что воротник у нее пышный и широкие гофрированные рукава, собраны на узком манжете с рюшем. Ее цвет был переливчато-розовым. Мягкие брюки приглушенного синего цвета. Бархат? Она осторожно провела рукой по ворсистой ткани. Брюки немного расширялись ниже колена и доходили точно до подъема новых черных ботинок. Она продела в пояс кожаный ремень, застегивавшийся на пряжку из розоватого агата, и снова повернулась к зеркалу.
– Тоделм! – прошептала она, прикоснувшись к воротнику, который обрамил ее лицо и отбросил на щеки теплый цвет румянца.
Лина приготовила ей костюм, который мог бы надеть глава лиадийского семейства, направляющийся по официальным делам.
Она неуверенно подошла к зеркалу и приложила к стеклу палец, чтобы проследить черты своего лица: тонкие брови, прямой нос, удивительные скулы, упрямый подбородок, пухлые губы – а вокруг них ореол спутанных иссиня-черных кудрей, оттененных с обеих сторон изящным изгибом платиновых колец, вдетых в уши.
– Присцилла Мендоса, – вслух сказала она.
На одной руке блестел данный на время аметист – и это было неправильно. Она не мастер-купец. Но она и не изгой.
Она заглянула в фиолетовые глубины, размышляя над этой новой идеей.
«Неясыть вернулась к Матери».
Это – истина.
И что означает эта истина через десять лет, через две дюжины миров – неужели смерть? Что значит эта истина здесь, в том месте, которое сердце Присциллы назвало домом, где ее окружают друзья, наполняет сила, которую она считала ушедшей?
Старый поверенный неизменно называл ее «леди Мендоса», обращаясь к ней с величайшим уважением. Лина не видела ничего необычного в том, что ее подруга владеет силой, ее удивляло только то, что ее никто не обучил правилам вежливости при ее применении. Шан…
Но о Шане было невозможно думать спокойно. Он определенно относится к ее способностям – и к своим собственным – как к чему-то естественному и приемлемому.
Она вспомнила его вопрос: «Но как же ты занимаешься любовью?» – и прижала ладонь к внезапно загоревшейся щеке. Не делай этого, Присцилла…
Прошлым вечером… Что из случившегося было галлюцинацией, а что – реальными действиями? Он пришел – у нее на пальце и сейчас оставалось свидетельство этого! Он привез ее домой. Что еще помимо этого было правдой?
Испытывая сильное беспокойство, она повернулась и ушла из освежителя.
В коридоре она в нерешительности остановилась. Ей пора было заступать на дежурство. Однако Вилт не говорил, что она отпущена из лазарета, а ее наряд не был рассчитан на то, чтобы выполнять в нем обязанности второго помощника.
– Привет, Присцилла. Ты не могла бы уделить мне несколько секунд?